Сознание человека
Наше Я
Что лежит в основе неповторимого индивидуального сознания, в основе «я» каждого человека! Этот вопрос в той или иной форме волнует человека с незапамятных времен. Сознание человека и современная наука!
Несмотря на то, что уже глубоко, казалось бы, изучена работа мозга, работа отдельных его структур, полного понимания всех физиологических основ этого феномена — индивидуального сознания — еще нет. О том, какими путями наука приближается к ответу на этот сложный вопрос, рассказывает публикуемая статья.
Для каждого человека, мало знакомого с философией и современной нейрофизиологией, существование своего «я», своего индивидуального сознания и самосознания представляется каким-то совершенно необъяснимым явлением, граничащим с чудом.
Действительно, мое появление на свет, возникновение моего «я» — это ведь чистая случайность! Ибо если бы мой отец и моя мать не встретили когда-то друг друга, то не было бы и меня, я бы сейчас не ходил по этой чудесной земле, не беседовал бы с друзьями…
Но, с другой стороны,- это ведь именно мое «я», моя психика, мой мозг воспринимают этот окружающий меня мир, получают разнообразнейшую информацию о нем, осмысливают ее, перерабатывают…
И вместе с отходом ко сну он, этот мир, как бы исчезает, с тем, чтобы завтра утром возродиться вновь. И так — до самой смерти, когда он исчезнет совсем.
Значит, с одной стороны, мое «я»- это сугубо случайное явление, а с другой — как бы абсолютно необходимое, совершенно закономерное и обязательное, ибо без моего личного существования вроде бы не было и этого мира. Однако это уже нечто от солипсизма!
Но это же нелепость, ибо каждый из существующих на Земле людей может думать именно так же. Известно, что именно трудность осмысления феномена индивидуального сознания привела таких крупных ученых, как английский нейрофизиолог Ч. Шеррингтон и его ученик Дж. Экклз, к дуализму, то есть к мнению о существовании вне нас чего-то идеального, что порождает индивидуальное сознание человека, лишь входя в контакт с мозгом.
Мозг, по Дж. Экклзу, по сути, лишь только своеобразный, очень чувствительный детектор, который воспринимает «дух». Связь эта происходит на уровне синапсов — образований, где нервные клетки через свои отростки контактируют одна с другой.
Как видите, перед нами старое-престарое, хотя и приодетое в современную физиологическую терминологию, представление о существовании вне нас и независимо от нас некоей абсолютной идеи (Гегель) или «мира идей» (Платон), которые лишь выявляют себя в индивидуальном человеческом сознании.
Сознание однояйцевых близнецов
Что же может сказать современная наука об основах каждого индивидуального психического «я», его неповторимости?
Так как неповторимость каждого «я» — это фактически неповторимость нервной системы каждого из нас во всех ее проявлениях, то могло бы казаться, что на вопрос ответить очень просто: она основывается на неповторимости, уникальности генных комбинаций при оплодотворении каждой яйцеклетки.
И в самом деле, если учесть, что один из родителей производит в течение своей жизни более 17 000 половых клеток, а другой — более 300 биллионов, то шанс, что одинаковая генная комбинация повторится, составляет один на 5 миллионов биллионов,- практически такое повторение невозможно.
И, однако, стоит произнести: «однояйцевые близнецы», — чтобы стало ясно, что не это является главным, определяющим в причине неповторимости индивидуального «я» человека. Ведь у однояйцевых близнецов одна и та же генетическая основа, одна и та же генная комбинация, и, тем не менее — это два разных индивидуума, со своим индивидуальным сознанием и самосознанием, со своим «я».
Известно, что однояйцевые близнецы, помимо чрезвычайного внешнего сходства имеют много сходного, одинакового и в формировании их нервной системы. Именно поэтому по характеру основных нервных процессов они стоят друг к другу гораздо ближе, чем двуяйцевые близнецы и тем более прочие братья и сестры.
Очень сходна у однояйцевых близнецов электроэнцефалограмма, а ведь она во всех своих подробностях так же индивидуальна, так же специфична, как кожный узор кончиков пальцев. О сходстве психических процессов у многих однояйцевых близнецов рассказывают прямо-таки легенды.
Например, в семье Бахов, давшей миру несколько выдающихся музыкантов, было два однояйцевых близнеца. Иоганн Христофор и Иоганн Амбросиус, отец знаменитого Иоганна-Себастьяна Баха,- которые не только внешне так походили друг на друга, что их с трудом различали жены, но и образ мышления у них был столь одинаков, что они одинаково играли, одинаково развивали музыкальную тему.
И, однако, как показали многие фундаментальные исследования, значительным оказывается сходство психики у однояйцевых близнецов лишь при сравнении относительно простых нервных функций, при сопоставлении же более сложных различия между ними все более возрастают. И к тому же чем дальше по времени процесс индивидуального развития, тем резче близнецы отличаются друг от друга своими психическими свойствами.
Значит, генами передается лишь самый общий план развития центральной нервной системы нового существа, определяющий наиболее общие структуры в мозгу. И при этом, как было экспериментально показано, лишь сравнительно простые из них формируются как бы автоматически, независимо от каких бы то ни было внешних воздействий.
Так, например, прокладывают свой путь к совершенно определенным нервным клеткам первичных зрительных центров отростки клеток сетчатки, идущие в составе зрительного нерва. Оказывается, что если эти отростки искусственно «перепутать», они все равно в процессе роста будут направляться к «своим», как бы им предназначенным клеткам нервных центров.
Как выяснилось, такой выбор правильного пути зависит от химического сродства нервных элементов, устанавливающих между собой контакт, образно говоря, отростки нервных клеток как бы обладают «химическим чутьем».
Для нормального же формирования более высокого уровня структур в мозгу оказывается необходимым уже участие тех или иных внешних воздействий, включающихся к тому же в совершенно определенные периоды развития организма.
Так, если крыс или кошек с самого рождения держать 2- 3 месяца в темноте, то у них в будущем никогда не сформируются высшие зрительные функции в коре головного мозга: они не научатся отличать предметы один от другого, брать корм только от знакомых людей и т. д.
Подобное явление лежит и в основе «феномена Маугли»: из ребенка, если он долгое время был изолирован от человеческого общества, а затем возвращается в него, можно надеяться воспитать психически нормального человека лишь в том случае, если его возраст к этому моменту меньше 13- 14 лет. Связи в мозгу, необходимые для такого кардинального «переучивания», для такой перестройки, уже не способны создаваться после указанного возраста.
В дальнейшем идет замыкание новых нервных связей, формирование новых функциональных структур, новых психических функций уже почти целиком под влиянием внешних воздействий и главным образом социальной среды.
И этот процесс становится все более индивидуализированным, ибо хотя бы в чем-то незначительном сочетание таких воздействий на один организм будет обязательно отличаться от воздействия на другой. Это уже действительно сугубо индивидуальный опыт.
Поэтому-то в самом тончайшем строении, в формировании массы (миллионов и миллиардов) новых синапсов каждый мозг неповторим. Но эта уникальность, неповторимость не столько генетическая, сколько образующаяся в процессе развития, в процессе восприятия и «усвоения» внешнего.
Зарождение и развитие сознания человека
Сознание своего «я», самосознание появляются у человека не сразу после рождения. Как выяснилось в результате наблюдений многих психологов, отчетливое выделение своего «я» из «не-я» приходится примерно на третий год жизни ребенка.
Именно в этом возрасте ребенок также впервые начинает называть себя «я». «Я» — многоэтажная структура.
В него входит, прежде всего, чувство собственного существования вообще, чувство «бытия в мире». О времени появления этого чувства мы знаем пока очень мало.
Как показали исследования многих психологов, и особенно тщательные наблюдения известного швейцарского ученого Жана Пиаже над развитием своих трех детей, в самом раннем периоде жизни ребенка (от момента рождения и до 4 месяцев) личность и окружающий ее мир абсолютно не дифференцируются.
Для младенца в этот период окружающие предметы существуют лишь как его ощущения, они как бы слиты с действиями, которые по отношению к ним производит ребенок. Лишь в возрасте 4-8 месяцев младенец начинает выполнять действия, уже более определенно направленные на предметы и события, существующие вне его и отдельно от него.
Может быть, именно в этом возрасте и появляется это еще совершенно недифференцированное, неосознаваемое чувство собственного существования вообще, которое лишь в последующем будет развиваться и все более осознаваться. Формирование «я» связано также с созданием в мозгу «схемы тела» (так называется своеобразное объединение в одно функциональное целое всех импульсов, исходящих от разных частей нашего тела).
Последующие же пласты «я» образуются в процессе получения организмом самой разнообразной информации извне. И чем выше этажи «я», тем они многограннее и богаче. И вообще богатство каждого «я» будет прямо зависеть от количества и качества воспринятой и переработанной информации.
В этом «обогащении» и заключается роль общества, всех его институтов при формировании каждой личности. Последним определяется и общественный характер сознания человека.
Многоэтажность индивидуального сознания может испытать каждый человек, пробуждаясь после глубокого сна или выходя из обморочного состояния. Принято ссылаться на очень обстоятельное, классическое описание, сделанное физиологом А. А. Герценом, который сам страдал обмороками.
По его свидетельству, вначале при выходе из обморочного состояния возникает неопределенное, совершенно недифференцированное ощущение своего существования вообще, затем появляются хаотические представления без чувства личного «я», и лишь позднее восстанавливается полное осмысление всего окружающего с разделением «я» от «не-я».
И после пробуждения и при выходе из обморока эти фазы протекают очень быстро, в какие-то мгновения сменяя одна другую. Известно, что чувство «я» у каждого из нас сохраняется, несмотря на то, что ночью мы крепко спали или даже теряли сознание на длительное время, как бывает при травме головы. Эта непрерывность «я» поддерживается механизмами памяти.
Как известно, генетически от родителей детям передаются многие особенности нервной системы. Поэтому-то дети или внуки бывают похожи как своим характером, так и склонностями на отца или мать, на деда или бабку. Ну, а может ли в глубинах нашего мозга, в глубинах памяти происходить такая «запись» событий индивидуальной жизни, которая тоже способна передаваться по наследству от одного человека к другому?
Родовая память и «dejavu»
Известно, что еще 3. Фрейд писал о передаче по наследству «родовой памяти». Он считал, что в подсознательных сферах нашего мозга хранится память веков.
При этом в своих построениях, касающихся закономерностей психической деятельности человека, Фрейд предполагал возможность передачи по генетическим механизмам и отдельных событий этой «родовой памяти».
Так, он считал, что у каждого из нас в глубинных сферах мозга имеется — подсознательная память, скажем, на такие события, как убийство в далеком прошлом нашим диким предком своего отца, факты кровосмешения и т. д.
Вот эта «вина» за совершенное в прошлом нашими далекими предками, засев, как заноза, в подсознательной сфере каждого из ныне живущих людей, и является будто бы основой, причиной многих случаев заболеваний неврозами.
Подобные «откровения» 3. Фрейда начисто отметаются данными современной нейрофизиологии. Генетически по «родовой памяти» могут передаваться лишь какие-то самые общие особенности высшей нервной деятельности человека, определяющие собой степень его возбудимости, реактивности, темперамент, характер, но никак не память на события, случавшиеся в индивидуальной жизни.
Поэтому и не может быть того, что так красочно описал И. Ефремов в своем романе «Лезвие бритвы»: воссоздание в памяти современного человека событий, случившихся с каким-то отдаленным его предком.
Интересно, что замечательный русский писатель И. Бунин был уверен в том, что его память хранит воспоминания об определенных событиях, переданных ему от предков и, в частности, от отца. Об этом можно прочесть, например, в книге Сергея Антонова «От первого лица».
В «Жизни Арсеньева» И. Бунин пишет: «Разве мы могли бы любить мир так, как любим его, если бы он уж совсем был нов для нас?» И, приехав впервые в Севастополь, он был уверен, что уже видел этот город раньше (в Севастополе воевал его отец).
Все это хорошо известно в медицине под названием феномена «уже виденное» («dejavu»). Вначале оно было описано у больных с поражением височной области мозга (на почве опухоли, эпилепсии и т. п.).
В этой зоне мозга лежат структуры, которые как бы «санкционируют» узнавание, сходство данного явления с каким-то прежним. А в случае заболевания эти структуры могут «срабатывать» и при отсутствии действительного сходства, вызывая «ложное узнавание».
Интересно, что болезненные процессы в этой области могут вызывать и противоположное явление, когда хорошо знакомая ситуация будет казаться больному впервые виденной (феномен «jamaisvu»).
Феномен «уже виденного» наблюдается иногда и у здоровых людей. Как считают некоторые ученые, это бывает чаще у людей, долго учившихся или много путешествовавших. Подобные случаи описаны и в художественной литературе (например, Диккенсом в «Давиде Копперфильде»). Видимо, и психика Бунина обладала такой довольно редкой особенностью.
Поскольку, как уже было сказано, индивидуальное сознание формируется каждый раз заново в процессе взаимодействия мозга с внешними факторами, должно быть ясно, что какие-либо элементы индивидуального сознания от родителей детям передаваться не могут. Собственно, об этом хорошо было сказано еще Лукрецием: «И потому мы должны убедиться, что бывшие души сгибли, а та, что теперь существует, теперь и родилась».
Где живет сознание
Где же в мозгу человека локализуется сознание? Имеется ли там какая-либо ограниченная область, ответственная за эту функцию? Где и как получить квалифицированное лечение за рубежом в случае расстройства сознания?
Известно, что такие сложные психические функции, как, например, речь, письмо, счет, нарушаются при поражении определенных областей коры головного мозга.
Это и дало основание выделить в нем центры речи, письма, счета. Позднее, однако, выяснилось, что говорить в этих случаях о «центрах», как ограниченных участках, где именно заложена данная функция, можно лишь условно.
Дело в том, что указанные «центры» располагаются на стыках тех зон мозга, где заканчивается нервные пути от различных органов чувств и которые сами, таким образом, действительно являются высшими корковыми анализаторами для таких сравнительно простых функций, как слух, зрение, осязание и т. д.
Для формирования же таких сложных навыков, как речь, письмо, счет, оказывается необходимым формирование особых связей между указанными корковыми зонами. Поэтому-то стыки этих зон и представляются как бы центрами речи, письма и т. д., ибо разрушение их действительно ведет к утрате человеком названных функций.
Попытки выделить, локализовать еще более сложную функцию мозга — функцию сознания — в совершенно определенных его участках известны издавна. Когда-то в древности Р. Декарт седалищем сознания произвольно избрал маленькое образование в мозгу, именуемое шишковидной железой за ее форму, действительно несколько похожую на елочную шишку.
В связи с тем, что сознание выключается при повреждении ствола мозга, в последние десятилетия стали считать центром сознания именно его стволовые образования. А совсем недавно довольно распространенной на Западе была гипотеза о центрэнцефалической системе как своеобразном центре сознания предложенная известным канадским нейрофизиологом В. Пенфилдом (кстати, автором романа «Факел» о жизни величайшего врача древности Гиппократа).
Но все эти теории не учитывают того, о чем уже говорилось, а именно, что нарушение всякой сложной функции мозга, например, утрата речи при поражении той или иной его области, еще не говорит о том, что именно эта пораженная область является «центром» данной функции.
Действительно, такое сложнейшее явление, как сознание, складывается в результате работы самых различных уровней и областей мозга. Например, его стволовые структуры держат функцию сознания на уровне бодрствования: в стволе идут пути, которые, подобно силовой установке, как бы энергетически питают вышележащие отделы мозга.
Естественно, что при выключении этой силовой установки тухнут «лампочки-клетки» в коре мозга. Хотя сознание — структура и многослойная и многозвеньевая, в основном это все же функция коры головного мозга, зависящая от совместной синхронной работы многих зон коры. Поэтому повреждение любого участка коры, «поломка» любой сложной ее деятельности — такой, как речь, письмо,- ведет к определенной ущербности сознания, хотя и не выключает его совсем.
Несмотря на то, что сегодня мы много знаем о работе мозга в целом и отдельных его структур, все же надо признать, что до полного понимания всех физиологических основ этого замечательного явления — индивидуального сознания — еще очень не близко. Возможно, те мерки, с которыми современная наука подходит к объяснению его, недостаточны и не совсем адекватны.
Например, в физике: на каком-то этапе ее развития очевидные положения, принципы ньютоновской физики оказались недостаточными для объяснения полученных фактов, и понадобились совершенно новые идеи, новые теории, разработанные гениальными Эйнштейном, Бором, Планком и другими.
О том, что объяснение каждого нового более высокого уровня явлений нуждается и в новых подходах, новых теориях, говорят методологические требования принципа дополнительности, выдвинутого Нильсом Бором, а также общая теория систем, развитая в трудах Л. Берталанфи. Согласно последней, закономерности деятельности той или иной системы не могут сводиться лишь к закономерностям, характерным для подсистем, входящих в нее.
Попытки найти эти новые подходы, новые пути объяснения феномена индивидуального сознания делались и раньше, делаются и сегодня. И не следует впадать в пессимизм, не следует думать вслед за скептиками, что эта проблема неразрешима.
Уже сейчас очень многое в проблеме нейрофизиологических механизмов, лежащих в основе индивидуального сознания, нам стало ясным, хотя, несомненно, еще больше потребуется сделать, чтобы до конца уяснить себе сущность этого удивительного явления.
